Ночь Волка - Страница 34


К оглавлению

34

Галя безжалостно растолкала Шилова, говоря: – «Вставай, Саша, вставай».

Шилов жалобно застонал:

– Почему вставай? Рано еще, отстань.

Но Галя не унималась и продолжала трясти его.

– Вставай, дров нет, иди принеси.

– Ну почему я опять, пусть Марат идет, я вчера ходил.

– Марату ехать еще целый день, а ты спать будешь всю дорогу, вставай.

Шилов, наконец, поднялся и произнес:

– Ты – сушеная змея.

После этого он оделся и, покачиваясь от горя, пошел на кухню. Галя неотступно следовала за ним.

Здесь на столе, – указывая пальцем, трагическим голосом сказал Шилов, – стояла бутылка водки и в ней вчера еще, было больше половины. Где она?

– Гость наш выпил, – объяснила Галя.

– Всю? – удивился Шилов.

– Нет, не всю, но то, что осталось, он с собой взял.

– Как это с собой, он, что ушел?

– Да.

– Куда ушел?

– На охоту, может еще вернется, а может, – нет.

– Так у него же патронов нет, – подозрительно сказал Шилов.

– Чего ты от меня хочешь? – спросила Галя.

– Похмелиться.

Так иди, бери целую, открывай и пей, хоть залейся, только Марата не буди, ругаться начнет, что пьешь в дорогу.

– А я уже не сплю, – услышали они, оглянулись, Марат стоял в дверях.

– Как голова? – в один голос спросили Шилов и Галя.

– Так себе, – ответил Марат. – Давно он ушел?

– Около часа назад.

– Странно, и не простился с нами.

– Ох, и не люблю я, когда уходят, не простившись с хозяином, – вдруг разозлился Шилов, – а тебя, Галя, я просто убить могу в любой момент. Ты же ему последнюю водку отдала.

– А я вот сейчас по башке тебе вот этим черпаком заеду, будешь знать, – спокойно ответила Галя, беря в руки пресловутый черпак, – хозяин выискался, как забор починить, у нас хозяина нету, а водку унесли, так тут же хозяин объявился. Иди за дровами.

– Умыться дай.

– Потом умоешься, сначала дров принеси.

Шилов, опасливо поглядывая на черпак, натянул тулуп, нахлобучил шапку и вышел в сени.

Марат вздохнул и тоже стал одеваться.

– Что так вздыхаешь тяжело, – спросила Галя.

– Пойду машину заводить, – сказал Марат, наклоняясь над аккумулятором, чья тяжесть страшила его – свинцовые пластины, наполненные электролитом. Радикулитом он маялся с двадцати лет, то есть полжизни; с тех пор, как застудил поясницу в первый же месяц после демобилизации, работая на стапелях речного порта, где он латал электросваркой прохудившееся судно. Марат зачем-то, оглянулся на Галю, хотя не собирался просить ее о помощи, потом сжал ладонями аккумулятор с обеих сторон и взял его на живот; плечом отворил дверь, вышел в сени и далее во двор – пропахал ногами снег и у самой калитки сказал себе: «О, Марат! Почему ты такой глупый? Сначала надо было очистить от снега машину, а затем тащить аккумулятор». Но не нести же его обратно? За калиткой, слева от забора – скамейка, Марат нашел ее ногой, сбил с нее снежный покров и опустил туда аккумулятор. Открыл машину, достал из багажника веник и стал обмахивать им машину, очищая от снега. Открыл дверь, поднял капот, установил аккумулятор, затянул клеммы, и произнося: «Ну, милая, давай», повернул ключ зажигания. Но «милая» не дала; стартер медленно сделал пол-оборота и жалобно затрещал, признаваясь в собственном бессилии. Марат треснул кулаком по баранке и вылез из автомобиля, дело принимало скверный оборот. Он постоял немного, глядя на заснеженный лес: шел мелкий снег, отчего пространство казалось затянутым в легкую дымку. Мороз заметно ослаб, и если бы он вчера не посадил аккумулятор, то сегодня двигатель можно было завести. Эх! Не жизнь, а сплошное сослагательное наклонение. Марат тяжело вздохнул, но на этот раз никто его не спросил, что, мол, вздыхаешь, величию природы не было никакого дела до человека и, он, ища участия, пошел к дому.


Галя вышла в сени, где Шилов с грохотом свалил дрова.

– Еще надо сходить, Саша, – осторожно сказала она.

– Куда столько? – возмутился Шилов, – зимовать, что ли здесь будем.

– Машина не завелась.

– Во блин, попали, – удивился Шилов и пошел в комнату. Марат лежал на диванчике, и разглядывал журнал.

Шилов нарочно откашлялся, подсел к столу и сказал:

– Прогресс – это, конечно, хорошо, но у гужевого транспорта были свои преимущества.

Марат с каменным выражением лица, хранил молчание.

– Никакого тебе аккумулятора, бензина: заведется, не заведется. Кормить, правда, надо было, и дерьмо за ней убирать; но с другой стороны кормить то чем – сеном, то бишь травой, что растет под ногами, а дерьмо лошадиное – это удобрение, опять же, верно я говорю?

Шилов долго, рискуя жизнью, развивал бы преимущества гужевого транспорта перед механическим, но вошла Галя, неся кипящий чайник, и он замолчал. Поставила чайник на подставку и сказала:

– Надо, наверное, Веронику разбудить, а, Марат?

– Зачем ее будить, – отозвался Марат, – машина все равно не заводится, есть нечего, пусть спит. Время только десять, а она, если ее не будить, может до часу проспать.

– В этом есть свой резон, – заметил Шилов, – в старину, бедняки, чтобы голодные дети не хныкали, пораньше их спать укладывали, а подымать не торопились.

К завтраку все должны вставать, – сказала Галя, – Вероника, – позвала она, – Вероника, вставай.

Поскольку Вероника не отзывалась, решительно отдернула занавеску, вошла в спаленку и через минуту появилась в проходе с вопросом: «А где Вероника?»


– Как, то есть где? – удивленно спросил Марат. Он медленно поднялся и заглянул в спаленку. Кровать была пуста. Не поверил, вошел, потрогал одеяло, заглянул под кровать. Отсутствие девушки не укладывалось в голове.

34