– Может быть, она вышла во двор, – предположил Марат, слабо веря собственным словам, сегодня Веронику он не видел, это совершенно точно, даже занимаясь с машиной, он держал входную дверь дома в поле зрения.
– Она сегодня из спальни не выходила, – сказала Галя, – я с семи часов на ногах.
Марат надел куртку и вышел во двор.
– Вероника, – позвал он сначала негромко, потом громче и громче. Тишина, лишь шорох снегопада. Он обошел вокруг дома, заглянул в деревянную пристройку, служившую сараем, в туалет, стоявший на отшибе. Девушки нигде не было. Вернулся в дом.
– Нет, ну это же смешно, – сказал он, глядя на Веру и Шилова, – куда она могла деться?
Оба растерянно пожали плечами. Марат задал следующий вопрос:
– Во сколько он ушел?
– Часов в восемь, – ответила Галя, – но он ушел один.
– Выходит, что она ушла раньше. Но куда? Зачем?
– А ты ее ничем не обидел ночью, – осторожно спросила Галя?
– Да так, не то что бы уж совсем, – выдержав паузу, признался Марат, – пошутил просто не совсем может быть удачно; но бывали и посильней обиды, никуда не уходила.
– Ночью все обиды обиднее, – заявила Галя, – ночью человек, в особенности женщины более восприимчивы и ранимы.
– Подождите, – нервно сказал Марат, – я, кажется, что-то припоминаю, я слышал ее шаги, она выходила, но куда, Если мне не привиделось?
– Странный вопрос, куда, в туалет, – заметил Шилов.
– А что же она не вернулась? Замерзла?
– Ночью метель была, – сказала Галя.
– Между прочим, в Арктике от палатки к палатке ходят по натянутым веревкам, шаг в сторону и кранты.
Марат мрачно посмотрел на Шилова и спросил:
– Почему же она не крикнула на помощь?
– Будить не хотела, зря ты усмехаешься, человек в таких ситуациях всегда ведет себя очень глупо, я вам рассказывал, как я заблудился в лесу. Потом, когда я анализировал…
Раздался стук в дверь.
– Да вот же она, – обрадовалась Галя и побежала открывать.
– Если это она, я ей сейчас же уши надеру, – заявил Марат.
– Что значит, если, старик, – воскликнул Шилов!
Но в дверном проеме возникла разочарованная Галя:
– Встречайте гостя, дубль второй.
– За ней появился Костин, он тяжело дышал, а по его круглому лицу градом катился пот.
– Что это ты, мужик, так запыхался? – насмешливо и неприязненно спросил Шилов.
– Волки, – сказал Костин, – бежал всю дорогу. На мое счастье недалеко ушел от деревни.
– А что же не стрелял? – поинтересовался Шилов.
– Так патронов нету, хотел одолжить у вас или купить, забыл совсем, блин горелый.
– Так надо было дождаться, пока мы не проснемся, я бы тебе напомнил.
– Да не знаю, когда бы вы встали, – оправдывался Костин, – по утрянке хотел пройтись.
– Ты Веронику там нигде не видел? – спросил Марат, внимательно глядя на охотника.
– На его лице отразилось неподдельное удивление:
– Нет, а что?
– У нас Вероника пропала, – убитым голосом сказала Галя.
– Как это, пропала? Не понял?
– Ты ничего ночью не слышал? – спросил Марат?
– Да нет, я как голову положил, так заснул сразу же. Костин оглядел всех поочередно и добавил, – я правду говорю.
– Похоже, было на то, что он действительно говорит правду.
– Волки говоришь, – сказал задумчиво Шилов.
– О, Господи, – испуганно произнесла Галя.
– Да бросьте вы, – заговорил Костин, – следы были бы, кровь, там…ушла куда-нибудь.
– Какие следы, всю ночь мело, – раздраженно воскликнул Шилов.
– Подождите, вы, о чем говорите, – недоуменно спросил Марат, – какая кровь, какие волки, вы, что хотите сказать, что ее волки съели, вы что сбрендили?
– Ему никто не ответил, и он встал, говоря, – пойду похожу вокруг.
– Пойдем, все вместе, – сказала Галя.
Обыскали всю деревню, заглядывая в заброшенные дома, время от времени, выкрикивая девушку по имени; затем обошли граничащие с деревней опушки. Все было тщетным, девушка исчезла бесследно. Вернулись в дом. После недолгого совещания, было решено, что Галя и Шилов пойдут в деревню за трактором, Шилов с трактористом вернется, а Галя останется в деревне и сообщит в милицию о пропаже девушки. Марат останется в доме, на тот случай, если вдруг вернется Веронику.
– Все обойдется, – обнадеживающе сказал Костин. Он был единственный, кто сохранял присутствие духа, раздражая тем самым остальных.
– Твоими бы устами, да мед пить, – угрюмо заметил Шилов, – или водку нашу, кстати, ничего там не осталось.
– Да там было то чуть-чуть, – виновато сказал Костин, – да и той я в волка запустил с перепугу, патронов то у меня не было. Продайте мне патронов немного.
Шилов посмотрел на Марата, тот пожал плечами.
– Ладно, – сказал Шилов, – десяток отсыплю, больше не дам, самому через лес идти.
– Мне по пути с вами, я вас немного провожу, а потом своей дорогой пойду, волки возле деревни рыщут, уж вдвоем то отобьемся, – предложил Костин.
Марат проводил их до околицы, подождал, пока фигуры скроются в лесу, затем вернулся в дом. День уже перевалил за середину, и, поскольку день был зимний, то все это смахивало на сумерки. Марат поставил ружье у изголовья дивана и лег. Лежал долго, прислушиваясь к звукам извне: в доме было тепло, но он помнил, что надо идти за дровами и ближе к ночи протопить печку на тот случай, если они сегодня не вернутся, мало ли, что может случиться, пропадут, как Вероника. При этой мысли он заворочался, встал, посмотрел во все окна и снова лег. Он силой удерживал себя в этом положении, единственное, что ему оставалось – это находиться в доме и ждать. Но смириться с пропажей девушки он не мог. Подозрения по поводу Костина возникали так же быстро, как и исчезали, его можно было обвинить лишь в том, что он чужой. А этого все же было недостаточно для того, чтобы удерживать человека. Марат закрыл глаза и открыл внутренние веки; за прошедшее время тот мир не изменился, он нашел себя там же, где и оставил, на балконе целующим Веронику. Отрываясь от ее губ, он пытался уверить себя в том, что это правда, не сон. В сотне метрах от здания гостиницы с шипящим грохотом обрушивались на берег волны, неистовый ветер опрокидывал, и перекатывал пластмассовые столы и стулья летнего ресторана, на молу, на столбах раскачивались тяжелые бронзовые фонари, на небе в рванине облаков иногда появлялся мертвенно-бледный свет луны, скрывающейся высоко в небе. Марат увлек девушку в комнату и задвинул стеклянную стену-дверь, утихомирив этим буйство стихии. Звуки стали глуше, придав ночи особенное очарование.